

Невозможно сказать что-либо новое — каждый звук уже произнесен, каждая мысль наполовину угадана. Язык культуры давно исчерпал себя, став замкнутым циклом отсылок и повторений. Каждое художественное высказывание заранее заключено в рамки многовекового диалога. Остается единственный выход — внимательное рассмотрение материи культуры, опыт её глубокого познания. Погружение в культурное наследие неизбежно приводит к осознанию его границ и к ощущению искусственности собственных реплик.

Отчуждение воспринимается первым шагом на пути к освобождению внутреннего пространства: необходимо очиститься от накопленного слоя смыслов, чтобы обнаружить подлинность опыта.
Манифест безмолвия строится не на идеях, а на самом действии. Им становится разрушение — акт, в котором обнажается первозданная пустота конкретного индивида, что может восприниматься как опыт очищения и столкновения с собственной эмпирической истиной. Этот процесс фиксируется в виде буквенно записанных звуков разрушения строительного материала: каждого раскола и каждого удара.
Текст манифеста
В конечном итоге, работа с разрушенным материалом — это попытка вернуть себе речь через ее утрату. Именно в оформлении остатка, в описании каждого звука деструкции проступает надежда на временное освобождение от инерции культуры. Ведь тишина возникающая после разрушения не пустота, а пространство ожидания новой возможности — опыт, в котором артикулируется подлинность, столь же неуловимая, сколь необходимая.