Эссе на тему: «Особенность оптики Жана-Юбера Мартена»
Это эссе о том, как жил, творил и что сделал для выставочного дела французский куратор Жан-Юбер Мартен
Жан-Юбер Мартен родился 3 июня 1944 года в Страсбурге, Франция. Свое образование он начал получать в средней школе Фюстель-де-Куланж, затем — окончил бакалавриат на факультете истории искусств в Сорбонне. Через год после получения диплома, в 1969 году, Мартен стал куратором во Французском Национальном Музее. Затем, после короткого периода работы в Лувре, он трудоустроился во Французском Национальном Музее Современного Искусства (Musée National d’Art Moderne), где организовал значимые выставки Мэн Рэй, Альберто Бьюрри и Ричарда Линдера. Он сыграл ключевую роль в революционной выставке Франсиса Пикабиа в Гранд Палас, проведенной в 1976 году, где впервые были представлены все работы художника. Набрав популярность в кругах деятелей искусства, современных себе, Жан-Юбер был признан куратором Отдела Современного Искусства Понтусом Хюльтеном. Затем руководил созданием Центра Помпиду (Centre Pompidou).
Центр Помпиду в Париже
Именно там, в Центре Помпиду, Мартену было поручено изучить и подготовить к выставке кабинет Андре Бертона, переданный молодой организации в дар. Это задание поменяло взгляды Юбера на искусство, обратив его взгляды на творчество тех, кто не вписывался в стереотипный образ художника того времени. Именно в их работах французский куратор разглядел особый эстетизм: дилетанты, душевнобольные, люди разных этносов. Страстным собирателем таких вещей был Бертон. В раскрытии новых горизонтов искусства, куратору помогли труды антрополога Клода Леви-Стросса, изучение которых было необходимо в работе с коллекцией.
Кабинет Андре Бертона, фото Д. Эрманн, 2012
Становление и формирование новой оптики заняло время, и через десять лет, в своем проекте «Маги Земли», Мартен достиг вершины стабилизации своих новых взглядов. Я считаю, что эта выставка максимально раскрывает кураторский взгляд Жана-Юбера. Выставка была проведена в 1989 году в центре Помпиду и Гранд-аль. «Маги земли» имела полемический характер: куратор пригласил к участию в ней ровно 100 художников со всего света, и предложил зрителю проникнуться не классическим европейским искусством, а с искусством стран, выходящих за рамки роскошной и процветающей Европы.
Выставка «Маги земли», 1989 год, Центр Помпиду
Однажды Жан-Юбер уже затрагивал подобную тему в своем проекте «Примитивизм» в 1984 году, однако в этом варианте этнические изделия подвергались контрастному сравнению с европейским модернизмом, что должно было выделить их особую колоритную эстетику.
На выставке «Маги земли» же, напротив, работы художников с периферии стояли наравне с проектами всемирно признанных деятелей из художественных центров мира. На выставочных модулях бок о бок стояли произведения Марины Абрамович и Ильи Кабакова, Джона Балдессари и Рашида Араина, Ханса Хааке и Шери Самбы. В результате, выставка как бы бросала вызов закостенелым устоям европейского бомонда, перечеркивала негативно окрашенное противопоставление западного искусства искусству периферийному. Это была провокационная перчатка в лица колониальному мышлению, о проблеме которого в то время никто не задумывался, и более того — не видел в этом ничего плохого. Выставка «Маги земли» стала отправной точкой в глобализации мирового искусства и искоренения неравенства в нем, дала немым культурам право голоса и валидность.
Выставка «Маги земли», 1989 год, Центр Помпиду
Однако, мнения общественности на тему проекта были весьма разносторонни. Например, знаменитая постколониальная исследовательница Гаятри Спивак и нигерийский куратор Оквуи Энвезор сошлись во мнении, что выставка дала возможность незападным деятелям искусства заявить о себе, а миру — увидеть проявления невидимых до этого момента культур, а вот теоретик Беньямин Бухло и участник выставки художние Рашид Араин говорили о том, что проект несет обратные задумке мотивы во всем, включая его название. Якобы, использовав слово «маг» заместо «художник», куратор ставит под сомнение возможность называть незападное творчество искусством. Проектом не были довольны и верхушки мира искусства. После проведения «Магов мира» его вызывает к себе министр культуры и требует объяснить, почему экстравагантная и провокационная выставка вытеснила собой плановое проведение знаменитой «Пикассо и Брак»? На что, в защиту своего детища, куратор ответил: «Пикассо и Брак». «Сколько можно на это смотреть? Мы показываем их каждый год».
Гаятри Спивак
Скептически настроенные критики выделяли такие минусы «Магов земли», как: выбор Юбером сугубо эстетически-привлекательных работ незападных художников. Он выбирал те проекты, которые были понятны европейскому мышлению и к дешифровке которых западный зритель не должен был прилагать большое количество усилий. Также, общественность критиковала скудные экспликации к произведениям искусства. В них Мартен указал лишь имя художника, страну, которую тот представляет, и годы создания. С его точки зрения, это должно было представить всех авторов наравне, но в итоге сыграло злую шутку, ведь без должного пояснения к работам с периферии, они оценивались зрителями через западную оптику.
Это только некоторые тезисы критиков против проекта «Маги земли», но положительных оценок выставка получила не меньше. Поэтому его вклад в историю выставок отрицать нельзя, ведь именно «Маги земли» стала первой действительно международной выставкой, демонстрирующей глобальный подход к искусству. После этого проекта на арт-рынке стали появляться этнические авторы, а также запустился процесс исследования периферийного искусства в академическом формате.
Если говорить о моем личном мнении о выставке «Маги земли», оно остается двояким, но склоняется в сторону положительного. Нельзя отрицать, что Мартен действительно допустил много ошибок в ее создании, возможно не до конца проанализировал способы передачи зрителю своей основной задумки — показать многогранность, а главное особый эстетизм искусства стран второго и третьего мира, ничем не уступающий западному. Но вместе с тем, для своего времени, выставка «Маги земли» стала действительно большим прорывом, и в дельнейшем оказала большое влияние на историю искусства и сферу выставочного дела в целом. Конечно, если бы Жан-Юбер Мартен не представил этот проект публике, за него бы это сделал кто-нибудь другой, но неизвестно какими бы сейчас были выставки в таком случае. «Маги земли» действительно стала эпохальной — вот что я считаю на счет этой выставки.
Возвращаясь к творчеству Мартена и его персональной оптике, как куратора, стоит отметить, что он перелагал ответственность за составление арт-капитала с высших слоев общества и именитых деятелей культуры (критиков, искусствоведов, историков и т. д.) на людей со всего мира, имеющих богатую визуальную этику, умеющих выделять удивительные мыслеформы и вшитые в структуру коды предметов искусства вне зависимости от места и времени его создания. Эти мысли Юбер впитал от Андре Мальро, и вот, как он видел человека, способного распознать подлинное искусство: опытный путешественник, имеющий острый глаз и хорошую насмотренность, а главное — не «испорченный» определенными взглядами на искусство, не имеющий привязанности в этой области ни к одной из мировых школ и культур. Он считал, что люди, не соответствующие этим параметрам, отбирают душу искусства. Жан-Юбер говорил: «Послушай, мне не нужны ваши поп-артисты и абстракционисты. Работы, может быть, и хорошие, но таких у нас тонны. Покажите мне что-то из ряда вон выходящее, что-нибудь совсем странное».
Именно в поисках диковинок куратор оказался в Москве. Там он долго блуждал по художественным подпольям и закоулкам, терзался несоответствием найденных авторов и произведений собственным ожиданиям. Но это стоило того. Ведь Жан встретил художника Илью Кабакова, в творчество которого влюбился мгновенно.
Много лет Кабаков был его любимым художником. Эта большая искренняя любовь породила книгу авторства Мартена про творчество российского художника, множество выставок, и что самое главное — в конце концов, коллеги куратора включили собрание художников из России в фонд центра Помпиду.
Несложно понять, что взгляды куратора подвергались насмешкам со стороны коллег. И однажды, в качестве издевки, Мартена распределили на должность руководителя никому не нужного музея-заповедника бывших колоний Франции. В его обязанности входила уборка, протирание пыли, и другие, казалось бы, унизительные для уже именитого деятеля выставочного дела. Однако, спустя дни и ночи, проведенные в здании музея и его архивах, после того как Юбер в буквальном смысле туда переехал, основав свою квартиру там, погибающий музей заиграл новыми красками. Возобновились выставки, экспозиция получила вторую жизнь. Музей приобрел неоценимые коллекции. Но и это у Мартена отобрали с легкой руки нового президента Франции.
Далее куратор был сослан в провинцию, а на его шею повешена невыполнимая задача — сделать музей из старого разоренного поместья без выделенного бюджета. Тогда на руку сыграл один из первых проектов, упомянутый выше — кабинет Бертона, соответствовавший новой выставке по типологии. Собрав своих новых друзей — российских художников, и богатый опыт, Мартен приступил к делу. В конце концов, когда экспозиция замка Уарон была открыта, она произвела настоящий фурор в обществе. От посетителей не было отбоя, столичные выставки дрались за местечко в новом пространстве. Этот замок стал приютом для всех «странных», непризнанных доселе художников, которых так любил Мартен.
Замок Уарон
Сейчас Жану-Юберу Мартену 79 лет, и я с уверенностью могу сказать, что за свою долгую жизнь он взрастил целое поколение людей с особым видением искусства, уникальным и поразительным, таким, какое они унаследовали от самого куратора. Он открыл дорогу для этнических художников и всех тех, кто ранее был на задворках творческого мира.
