
Нас было трое: он, я и Электрозавод — дореволюционный замок, способный подогревать воображение и перечеркивать нелюбимую обыденность. У моего спутника были проходки — а это редкость для КПП с пропусками. Нам нравились странные исторические здания, где можно поплутать, заблудиться, влюбиться и найтись, но уже не такими, как раньше. Электрозамок был идеален для наших контрастных исследовательских душ: необычный и огромный — нагуляемся вдоволь.
Сколько бы я ни ходила мимо, он всегда манил к себе, притягивал и защищал, заслоняя от городской гонки успеха и вылизанной дороговизны других мест. Здесь всегда было очень живо. Обычно я встречала фотографов с большими светоотражателями, подтянутых танцоров, снимающих здесь студии, и другой творческий люд, облюбовавший старого гиганта.
Мы встречались и прощались с местом, которое должно было изменить свой облик. Электрозавода-замка, загадочного, потустороннего и доступного нам, вскоре должно было не стать. То, что здание начинают сносить — ни для кого не новость. А будет ли он открыт в будущем — неизвестно. Останется ли он таким же чуждым зарегулированности и глянцу или станет примерным образцом московской благоустроенности, потеряв самобытность? Мы шли на свидание с историческим гигантом, лелея внутреннюю эротику и романтизм.


Я бежала быстро, тропилась. Оделась как-то между красотой и спортом, хотя удобнее было в спорте, но все же элегантной и женственной тоже хотелось быть. На мне была дубленка, коричневые джинсы-клеш, платок и кеды. Получился эдакий микс, когда вроде бы удобно в джинсах, но и неудобно завязывать платок при выходе на улицу, запахивать и распахивать приталенную дубленку. С образом угадала. Но когда мы целовались, то узлы курток спереди все время стукались друг о друга, и касаться друг друга более плотно животами мы не могли.


Пока гуляли, встретили шампуневаров. Они отмечали недавний переезд в этот офис и запуск котла для варения. Шампуневары не были похожи на гномов. Пол, стены, потолок их офиса были белыми. Словно для цветной химии был нужен нейтральный фон. Маленькие баночки с разноцветным элексиром аккуратно стояли на стеллажах. За стеллажами по одну сторону располагается стол, а по другую — большой котел, метра два в диаметре, похожий на самовар.
Лысый, чуть выпивший мужчина сказал «заходите, заходите» случайным гостям. «Можно?» — переспросили мы. «Можно, заходите. А вы кто? Нам как раз нужна фокус-группа для новых шампуней». Мы как-то быстро подружились. Их двое, нас двое. Они выпивают и у нас свидание. Мужчина подарил нам по цветной баночке шампуня, сказал, чтобы мы написали развернутый отзыв и отпустил с Богом.


Мы побрели дальше по огромным пустым квадратным коридорам. Неожиданные полицейские или надсмотрщики в тюрьме на стене в полный рост, свежая печать — откуда они здесь? Как они попали в нашу российскую действительность «дядей в шапках» и ОМОНа?


Я знала, что грузчики и другие работники завидуют нам: явно пара ищет приключений — как бы заняться сексом, ну или хотя бы пососаться в необычном месте. Атмосфера действительно возбуждала: пустые коридоры, редкие люди, которые могут стать случайными вуайорами, темные углы, пустые оставленные комнаты и цеха, где раньше стояли машины, но теперь все вывезли. Порнографической фантазии есть где разгуляться.
Мы были на какой-то ступеньке Дантовского ада, но не понимали этого. Соблазнитель и ведьма, гуляющие по странному замку. Встречающие работники смотрели исподлобья: что, мол летаете, голубки, хорошо вам? А нам было очень хорошо.
Мы заглядывали на лестницы, которых было несколько, и они меняли свою форму в зависимости от периода постройки: на первых этажах в дореволюционном здании шире ступени и поручни, словно люди были вальяжнее и толще, и более высокие и плешивые — после революции, словно за несколько лет поменялись природные свойства людей, и на перила они не могли облокотиться с уверенностью, а на ступенях подлетали быстрее. Та часть лестницы, которая уходила на чердак, еще более узкая и обрезанная, врезалась в закрытую белую коробку.


Коридоры кишели записями о городе, привычном, но незаметном — карты трамвайных и железнодорожных путей; народные мудрости и шутки, православные календари, реклама шампуней и хлеба — все громоздилось одно на другое, словно в книге Виммельбуха, где зоркий и внимательный глаз улавливает фрагменты, но тяготится восприятием картины целиком.
Одновременно с локальностью завод был нездешним, непохожим на зарегулированную унифицированную Россию. Скорее на бум подсознательного, стреляющего в разные стороны сперматозоидами памяти:
Иисус за проводами. Аnd the black art was revealed onto him. Усталый хакер с ноутбуком в кровати, чья упавшая голова на согнутой шее стала полностью не видна за плечами. Ты можешь быть не причастен к компьютерщикам, но точно когда-то сидел с ноутбуком в неудобной позе. Город честно отражает тебя.
Наверно, свободы в этом месте так много, что она начала кому-то мешать. А в нашей дерзновенной любви столько фантазии, что она едва ли она удержалась на ногах.